“Спасенное поколение”

Людмила Ивановна

КАСЬЯНОВА

1925 г.р., школа № 55

Бабушке Варварушке я связала варежки…

22 июня 1941 года… Мне 15 лет, я на втором курсе Кунгурского педучилища. Воскресный день, праздник железнодорожников. Мы на отдыхе в лесопарке ж/д станции Кунгур. Сидим на берегу красивого озера. В полдень пришел какой-то человек и сообщил о начале войны. Отдыхающих как ветром сдуло.

Идем домой. И ощущение такое, что город вымер – людей на улицах нет. Оказалось, все сидели у репродукторов и с замиранием сердца ждали новых сообщений. Людей занимал один вопрос: «Что же дальше?». Многие кунгуряки помнили еще первую мировую и гражданскую войны.

На другой день жители бросились скупать продукты: соль и спички. Полки во всех магазинах опустели и оставались такими до конца войны.

В армию призывались мужчины с 17 лет и старше. Моему дяде в то время исполнилось 40 лет, но и он был призван в первую же неделю. Дядя Миша прошел всю войну, побывал в окружении, был дважды ранен и вернулся в 1946 году. Из моего бывшего класса были призваны на фронт 9 человек. Вернулись с войны только трое, остальные погибли, им не было и двадцати.

С первых же месяцев войны стала ощущаться острая нехватка рабочей силы на заводах и в колхозах. Студентки педучилища из деревень летом работали и жили дома, а нас, городских, на все лето отправляли в пригородные колхозы, где мы жили в пустующих домах, ночуя вповалку на полу. Косили, жали, пололи, окучивали картошку. Зерновые убирали серпом, или, в лучшем случае, жатками, запряженными лошадьми. Сжатые колосья падали на землю. Надо было сделать из соломы длинный жгут, собрать с земли охапку колосьев и перевязать этим жгутом. Получался сноп. Когда снопов накапливалось больше десятка, их составляли в «бабку». Снопы в «бабке» ставились колосьями вверх и, как крышей, накрывались снопом колосьями вниз, чтобы защитить от дождя. В таком виде «бабки» стояли до конца уборки, поздней осенью их свозили под крышу для обмолота.

Основной нагрузкой для нас, студентов педучилища, уборка зерновых и помощь при обмолоте, когда каждый сноп надо было развязать и подать в молотилку. Работы по обмолоту, как правило, шли очень интенсивно. Каждому колхозу давался план по сдаче зерна. Лозунг «Все для фронта, все для победы!» появился с самого начала войны. Колхозы сдавали государству весь урожай. Малая толика оставалась колхозникам на оплату труда по трудодням.

В 1942 году здания педучилища и прилегающего к нему общежития были заняты под госпиталь. Под госпитали были отданы и некоторые школы. В город в это время было эвакуировано Киевское танковое училище. А сколько было эвакуированных людей из западных районов страны!

Мы с тетей занимали квартиру, состоящую из кухни и комнаты в 15 кв. метров, но и к нам подселили эвакуированную из Москвы семью Ребельских из двух человек. Еще одну кровать поставить было негде, и с Раисой Марковной Ребельской, которая работала в эвакуации воспитателем детского дома, я спала на одной кровати.

За счет эвакуированных население Кунгура в годы войны выросло более чем в 2 раза.

Педучилище разместили в других зданиях. Второй и третий курсы я училась в полуподвальном помещении школы № 11. Преподавателей не хватало. В коллективе преподаватели немецкого языка и физики были призывного возраста. Они ушли на фронт и замены им не нашлось. Так эти 2 предмета студенты не изучали. Зато рисование нам преподавала настоящая художница из Москвы, а историю – известный профессор из Белоруссии.

В 1943 году педучилище было мною успешно окончено, и меня оставили в городе для работы в начальной школе № 3. в первый год дали 4 класс. Несмотря на войну, требования были очень высокими. Уже в 4 классе дети сдавали 8 экзаменов: русский язык устно и письменно, математика устно и письменно, история, география, литература и естествознание.

Продукты получать можно было только по карточкам. Рабочим по карточкам выдавалось 600 гр. хлеба, служащим, в том числе учителям – 400 гр., иждивенцам (детям и пожилым неработающим людям) – по 250 гр. По карточкам выдавалось еще немного жиров, круп и макаронных изделий. Мяса мы не видели за все время войны. Конечно, какие-то продукты можно было купить на рынке. Но стоимость одной буханки в то время была 300 рублей, при том, что моя зарплата составляла 400.

Но и военное время государство заботилось о детях. Каждый день ученикам младших классов выдавали булочку (50 гр.) или пирожок с капустой.

В промтоварных магазинах – хоть шаром покати. Одежда распределялась по талонам. За все время войны мне был выдан всего один талон, на который я смогла купить себе платье. Часть одежды получали с призывных пунктов. Новобранцам, уходящим на фронт, выдавалось новое обмундирование, а их одежда после санобработки распределялась по талонам для людей, работающих в тылу. Из мужского белья мы шили себе нижнее белье. Не было ни колготок, ни брюк. Моя школа находилась в 17 кварталах, не раз зимой я обмораживала колени. Верхней одеждой была телогрейка, а на ногах – самодельные бурки с калошами. Мылись и стирали щелоком.

Летом, после первого года работы, я в числе трех молодых учительниц была отправлена на заготовку дров для школы. Инструменты – двуручная пила и 2 топора. Лесник выделил участок,  и сказал, что пилить надо «подряд», а пеньки оставлять не выше 30 см. как валить деревья и разделывать древесину никто нам не объяснил. Топор мы держали в руках впервые. Осваивали «технологию» методом проб и ошибок. Синяков, ссадин и мозолей до крови хватило всем сполна. Ночевали в шалаше из веток.

Тяжко нам пришлось, но дрова для всей школы на зиму мы заготовили. И как было обидно, когда эти дрова были переданы другой организации. А нам предложили заготавливать их вновь из сплавленного по реке леса. Огромные бревна вылавливали из воды, стоя по грудь в воде, потом веревками вытягивали на берег и распиливали ручной пилой. Так прошел мой первый отпуск летом.

Наступил учебный 1944-1945 год. Мне дали 1 класс, а в нем оказалось… 49 человек. 25 парт ни в одну комнату не вмещались, и нас разместили в актовом зале. Тетради были только в простую линейку, и я каждый день для всех учеников превращала страницы в клеточку для математики, а в тетрадях по письму наносила косые линии. Писали дети деревянными палочками со вставкой для пера. На каждой парте стояла чернильница. Кроме русского языка в первом классе было чистописание: детей учили писать не просто буквы и цифры, а соблюдать наклон, определенный нажим. Цифры писали величиной в 2 клеточки, а буквы по высоте всей рабочей строки. До сих пор удивляюсь, как они со всем этим справлялись!

Старались все, но особенно выделялись эвакуированные из городов. Некоторые из них научились читать и писать до школы, что в то время было большой редкостью. До сих пор помню Толю Столярова, Леню Селютина, Гарика Медового, Валю Кукарину, Риту Черномордник, которые учились на отлично.

Мы много занимались сбором посылок для бойцов нашей армии. В посылки вкладывали бумагу, карандаши, варежки и носки, связанные родителями учеников. Мои ученики выучили такое стихотворение:

Бабушке Варварушке я связала варежки,

Думала – подумала, и дарить раздумала.

Отошлю на фронт бойцу,

Вдруг достанутся отцу.

Окончание учебного года совпало с окончанием войны. Конечно, ликовали все, но опять же запомнилась реакция детей из эвакуации. Раньше они никогда не говорили, где и как они жили раньше, а теперь наперебой рассказывали о прелестях прежней жизни, достопримечательности их родных городов, вспоминали счастливые дни, когда их отцы и родные были рядом.

После войны все хотели новой жизни. Вот и я решила продолжить учебу, и поступила в Пермский (тогда Молотовский) педагогический институт.